Архитектура и владельцы усадьбы Люблино

Как многие подмосковные усадьбы, Люблино имеет достаточно раннюю историю, довольно любопытную, хотя и незамеченную большинством исследователей. Однако она недостаточно изучена и пока оставляет больше вопросов, чем ответов. Один из самых серьезных – вопрос об историческом месте расположения Люблина и времени его заселения и создания усадьбы, северной границей которой проходила по реке Голедь. Голедь, она же Голеть, Голядь, Голедянка, Голядянка, Голодянка, Голяденка, Голединья, Гольдянка, Глядянка, Ильдянка, Илядинка, Панамарка, Пономарка, Люблинка или Чурилиха. знакома нам по Кузьминкам, находящимся выше Люблина по течению, по обеим ее берегам. Русло Голеди на участке между Люблиным и Кузьминками сохранилось гораздо лучше, чем ниже Люблинского пруда. После него Голедь сливается под землёй с речкой Нищенкой. У топонима Нищенка тоже есть синонимы: Гравороновка, Граворонка, Граворновка, Граворна, Печатинка, Коломенка. Нет полной ясности, какую из речек  Нищенку или Голедь  считать главной, а какую притоком. Голедь чуть длиннее и мощнее, но Нищенка течёт прямо, а Голедь "подходит" сбоку. Не все перечисленные гидронимы находят логичное объяснение. В краеведческой литературе бытует, версия, что на Владимирской дороге в верховьях Нищенки нищие просили милостыню, однако очевидна надуманность такого объяснения: нищие явно просили милостыню не только здесь, да и городские улицы для этого более удачное место. Обращает на себя внимание смысловое сходство гидронимов "Нищенка" и "Голядь". Голядью называли одно из литовских племён, упоминающееся под 1147 г. в той самой летописи, которая считается свидетельством о начале Москвы. Но племя Голядь жило не здесь, а в верховьях Протвы. Согласно словарю русского языка В.И. Даля "голедь"  это синоним слова нищие, имеющий костромское происхождение. Возможно племя Голядь, жило беднее, чем славяне, поэтому его название могло означать то же, что "нищие". Позднее эти два гидронима: "Нищенка" и "Голедь" могли в силу случайных причин закрепиться за разными истоками одной и той же речки. Известно также, что вблизи устья Нищенки в одно время была Голодянская мельница. Из этого следует, что низовья Нищенки в это время назывались Голодянкой (по-новому переосмысленный вариант гидронима "Голедь"). Географ В.С.Кусов идентифицирует Люблино и деревню Юркино, показанную на чертеже нижнего течения реки Голедь XVII в. В «Сотной с копийных книг» 1542-1543 гг. упоминается деревня с похожим названием: Юрьевская «на Голядях», принадлежавшая подмосковному Николо-Угрешского монастырю. Скорее всего, она возникала в последней четверти XV в. Однако, в «Книге Московского уезду письма и меры Семена Васильевича Колтовского да подъячего Онисима Ильина» 1623-1624 гг. деревни Юрьевской нет, зато упоминается несколько бывших населенных пунктов – пустошей с похожими названиями. Во владении монастыря значатся «пустошь, что была деревня Юрьева мельница», безусловно находившаяся на Голеди и некая пустошь Юркино, которая использовалась как пашня. Ее местонахождение неизвестно, но есть основания полагать, что она находилась за пределами современной черты Москвы, как и соседние с ней пустоши Аристовы Горки, Горки Кости Левонова, Капырево (Коптерево) Кутково, Мамоново, Резанцево, Тенково. Исходя из этого, можно с большой долей уверенность предположить, что Юрьевская со временем и превратилась в Юрьеву мельницу. В той же «Книге Московского уезду..» значится еще одна пустошь Юркина, которая также находилась «на речке на Голеди», но принадлежала не монастырю, а частным владельцам. Она была поместьем сначала дворянина Романа Полянинова, а затем подъячего Алексея Лукича Корепонова (Корепанова) (ум. не ранее 1638 г.). ВЛАДЕЛЬЦЫ И ГОСТИ В 1622 г. царь Михаил Федорович пожаловал Юркино, видимо разоренное в Смутное время, другому подъячему — Григорию Ларионову (ум. не ранее 1655 г.), служившему в Разрядном приказе. При нем в 1623-1624 гг. уже существовали: "…деревня, что была пустошь Юркина на речке на Голеди. А в ней двор помещиков" — то есть усадьба, все постройки которой были деревянными. Судя по всему, именно это Юркино и показано на использованным В.С. Кусовым чертеже, там присутствует схематическое изображение ее господского дома, а само Юркино значится как деревня стольника Григория Петровича Годунова (1664-1704?)  оказавшемся последним представителем мужской линии этого знаменитого дворянского рода. Годуновы стали заметны при дворе только с 1570-х гг. Женитьба царевича Федора Иоанновича на Ирине Годуновой упрочила их положение, а время правления и царствования Бориса Годунова было периодом наибольшего влияния этого рода- Романовы, при которых Годуновы еще оставались в боярской думе, уже не жаловали думные чины молодым членам этой некогда знаменитой фамилии. Недалеко от Люблина на территории Николо-Перервинского монастыря находился фамильный некрополь Годуновых. Там были похоронены дети владельца, скончавшиеся в конце XVII-начале XVIII в.: Николай (ум. в 1699 г.), Сергей (ум. в 1704 г.), Мария (ум. в 1706 г.) и Евдокия (ум. в 1707 г.). Чертеж, на котором изображено Юркино, как и все другие чертежи той эпохи схематичен и не позволяет абсолютно точно определить местоположение этого населенного пункта. Тем не менее, судя по изгибу Голедянки и расположению тракта, обозначенного как «Угрешская и Мячковская дорога, что ездят к Москве» Юркино находилось восточнее современной территории Люблина (если считать, что безымянный автор чертежа не допустил ошибку). Еще один существенный довод в пользу того, что Юркино и Люблино два разных населенных пункта – отсутствие материалов средневекового времени (ранее XVII в.) при обследовании археологами селища в Люблине (на территории парка культуры и отдыха). Кроме того, археолог С.З.Чернов идентифицирует как Юркино 7-е Кузьминское селище, находящееся восточнее Люблина на бровке террасы Голедянки между двумя небольшими оврагами, отстоящими друг от друга на 500 м. Рядом находятся ложе несуществующего Юрьевского пруда на Голедянке, остатки Юрьевской плотины и место Юрьевской мельницы на правом берегу реки между западной оконечностью современного моста через реку и карьером, что также выглядит логично. Общность топонимов позволяет предположить, что некогда все они, вместе с Юркиным, составляли одно частное владение. К сожалению, 7-е Кузьминское селище не раскопано, поэтому мы не имеем археологических находок, которые могли бы уточнить время его возникновения. Анализируя эти данные, возникновение Люблина на своем нынешнем месте следует с определенной долей условности отнести к рубежу XVII-XVIII вв., т.е. ко времени Г.П. Годунова. Видимо, он перенес туда свою усадьбу из Юркина, т.к. в работе В.С. Кусова она уже фигурирует как сельцо «Юркино, Люблино тож». Впоследствии по фамилии владельца оно стало называться Годуново. Фиксация названия Люблино на рубеже XVII-XVIII в. переводит его из разряда «пасторальных» усадебных названий, вроде Беспечное (Воронцово), Веселое (Михалково) и др. во «владельческие», что косвенно подтверждается и его устойчивостью, в отличие от «пасторальных» топонимов, обычно исчезающих со сменой владельцев. Со временем новой хозяйкой имения стала единственная выжившая дочь Г.П. Годунова, Аграфена. Ее муж, князь Владимир Никитич Прозоровский, занимал престижную должность адъютанта при знаменитом герое Полтавской битвы — генерал-фельдмаршале князе М.М. Голицыне, являющимся предком владельцев соседнего имения Кузьминки князей Голицыных. Впоследствии Годуново перешло к сыну Прозоровских князю Петру Владимировичу. Семейная родословная скупо сообщает, что о нем практически ничего неизвестно, даже имя супруги, что позволяет предположить, что она едва ли имела дворянское происхождение. Следующим владельцем Люблин был их сын князь Владимир Петрович Прозоровский (1743-1796), находившийся сначала на военной, а затем на гражданской службе и ставший коллежским асессором. Он был женат на княжне Прасковье Ивановне Хилковой (1739-1807). Ко времени В.П. Прозоровского относится самый ранний дошедший до нас план Люблина, составленный в 1766 г. в ходе так называемого “генерального межевания” территории Московского уезда. Согласно плану в Люблине существовала небольшая усадьба с деревянными господским домом и другими постройками у речки Голеди, которая являлась северной границей всего имения. К усадьбе вели две “езжалые” дороги с юга на север и с востока на запад. Однако из примечаний к плану составленных немного позже, ориентировочно около 1770 г. следует, что в то время усадьбы в Люблине уже не было, а статус сельца оно сохраняло только по традиции. Фактически это было просто небольшая деревенька, состоявшая из 5 крестьянских дворов, в которых проживало 22 человека. Основным занятием мужского населения была работа на барщине, заключавшаяся в возделывании пашни. Женщины пряли лен и шерсть на продажу и для себя. Причины ликвидации усадьбы в Люблине пока неясны. Возможно, она сгорела, а через какое то время была отстроена заново. В 1790-х гг. Люблино приобрела княгиня Анна Андреевна Урусова, урожденная Волкова (ум. в 1804 или 1806 г.). Известно, что при ней существовала усадьба, состоявшая из господского дома со службами и регулярного сада. По-видимому, в ней достаточно часто жили, как сама владелица, так и ее второй муж генерал-майор князь Александр Владимирович Урусов (1729-1813), являвшийся владельцем большой и известной подмосковной усадьбы Осташово (Волоколамский уезд). Их любимая и единственная дочь София Александровна (1779-1801) была замужем за гофмаршалом бароном Александром Сергеевичем Строгановым (1771-1815) – племянником владелицы соседних с Люблиным Кузьминок княгини А.А. Голицыной. Документы о владении Люблиным А.А. Урусовой опровергают известную мемуаристку “бабушку” Е.П. Янькову, по мнению которой в то время Люблино принадлежало графине Марии Григорьевне Разумовской, урожденной княжне Вяземской, в первом браке бывшей замужем за троюродным братом В.П. Прозоровского князем А.Н. Голицыным. Во всяком случае, пока не обнаружен ни один серьезный источник, в котором бы значилось имя М.Г. Разумовской, как владелицы Люблина. Переход Люблина к своему самому известному владельцу отставному бригадиру Николаю Алексеевичу Дурасову (1760-1818) Н.А.Д урасову безусловно произошел при Урусовых около 1800 г. Возможно, после смерти дочери княгиня А.А.Урусова решила расстаться с Люблиным. В родстве с Н.А. Дурасовым находились многие известные дворянские фамилии: князья Белосельские-Белозерские, графы Толстые, Бекетовы, Бибиковы, Козицкие, Мельгуновы, Пашковы и др., которым также достались богатства известных уральских купцов Мясниковых (Твердышевых). Новый владелец Люблина получил в наследство от своей матери, Степаниды Ивановны, урожденной Мясниковой, огромное состояние, дававшее возможность вести широкий образ жизни. За это и Н.А. Дурасов, и его ближайшие родственники Козицкие и Мельгуновы получили прозвище “евангельских богачей”. Средства, которыми располагал Н.А. Дурасов, позволили ему в кратчайшие сроки выстроить усадьбу практически заново. В 1800-х гг. в Люблине были сооружены новый господский дом – очень эффектный и интересный образец зрелого классицизма, гигантская оранжерея, большой комплекс театральных зданий (в Люблине были театральная труппа и оркестр) и др. постройки. Их наиболее вероятными авторами считаются архитекторы Р.Р. Казаков и И.В. Еготов, работавшие в соседней усадьбе Кузьминки. Н.А. Дурасовым в Люблине был устроен пансион для дворянских детей во главе с учителем-французом. Казаков Родион Родионович (1758-1803) – архитектор, много проектировал для Кузьминок, параллельно вел работы в других усадьбах Строгановых и Голицыных: Голуни, Быкове, Дубровицах и т.д. По проекту Казакова в 1783-1789 гг. был перестроен господский дом в Кузьминках. Его надстроили антресольным этажам, помещения были заново отделаны. Одновременно и реконструировали и флигеля, которых тогда было четыре. Еготов Иван Васильевич (1756-1814) – архитектор, помощник и родственник Р.Р. Казакова (муж его сестры), работал в Экспедиции Кремлевского строения. Первоначально Еготов занимался строительным надзором за возведением построек в Кузьминках по проекту Казакова, а затем стал работать самостоятельно. В 1804-1808 гг. он провел реконструкцию господского дома и флигелей, одновременно спланировав территорию парадного двора. От работ Еготова в Кузьминках в настоящее время сохранилась только центральная часть Птичьего двора – комплекса, в котором содержались экзотические птицы (впоследствии она была перестроена Д.И. Жилярди в кузницу).. Поселившись в Люблине, владелец прославился своим гостеприимством, которое было не удовлетворением тщеславия, а свойством его добродушной натуры, удобным применением щедрости и выполнением желания — сделать всем и каждому приятное. После обеда обычно выступали песенники, певшие под аккомпанемент кларнета и рояля, а слуги разносили разнообразные ликеры. Хлебосольный хозяин, приговаривал по поводу разных редкостных кушаний и напитков “Дрянь, совершенная дрянь-с”! Впрочем, он нередко любил пошутить над своими посетителями, объявив, что все деликатесы и экзотические блюда — “домашние” т.е. своего изготовления. Одним из таких простаков, поверивших шутке Н.А. Дурасова, оказался писатель С.П. Жихарев, приехавший в Люблино 12 марта 1805 г. со своим приятелем поэтом П.И. Богдановым. Жихарев Степан Петрович (1787 или 1788-1860), драматург-переводчик, мемуарист, был обер-прокурором Сената и сенатором, в конце жизни — председателем Театрально-литературного комитета, автор воспоминаний «Записки современника», делящиеся на две части, «Дневник студента» (1805—1807) и «Дневник чиновника» (1807—1817) . В особо торжественных случаях угощение и обстановка принимали еще более роскошный характер. Англичанка мисс Кэтрин Вильмот, попавшая в Люблино на праздник, устроенный в честь княгини Е.Р. Дашковой в 1806 г., пришла в восторг от усадьбы Н.А. Дурасова, и его крепостного театра (К.Вильмот писала, что праздник в честь Е.Р. Дашковой состоялся в августе 1806 г. через два дня после торжественной закладки в Москве здания Практической академии, но она была заложена только 1 октября, значит, праздник в Люблине состоялся 4 октября). Писатель М.А.Дмитриев в своих воспоминаниях отметил, что Н.А. Дурасов “…жил в своем Люблине как сатрап, имел в садках всегда готовых стерлядей, в оранжереях огромные ананасы, и был до эпохи французов [т.е. до Отечественной войны 1812 г. – М.К.] все изменившей необходимым лицом общества, при тогдашней его жизни и тогдашних потребностях”. Дмитриев Михаил Александрович (1796-1866) — поэт, критик, переводчик, мемуарист. До 1825 г. он служил в Московском архиве Коллегии иностранных делу, затем был чиновником особых поручений при Московском генерал-губернаторе, судьей Московского надворного суда, занимал другие должности, камергер (с 1831 г.), действительный тайный советник (с 1839 г.). Мемуарная книга М.А.Дмитриева «Мелочи из запаса моей памяти» даёт ценную картину московского литературного быта первой трети XIX в. В отличие от других пригородных усадеб, Люблино не так сильно пострадало во время Отечественной войны 1812 г. Объясняется это тем, что масштабы запасенной Н.А.Дурасовым провизии привлекли внимание французского начальства. Один из русских агентов, оставшихся в оккупированной Москве в своем донесении отмечал: "Недостаток в пище столь велик в самом городе, что едят ворон и галок. В Люблине, у г-на Дурасова, живет один французский генерал и пользуется найденными там припасами, вином. Три приятеля у него обедали. Как скоро узнали в Москве, что в Люблине хорош стол, то все стали туда ездить обедать; и 29-го числа [сентября  М.К.] было за столом человек с 40 одних генералов". Разумеется, там, где постоянно развлекались генералы, всегда соблюдался относительный порядок, поэтому после войны Люблино оказалось возможным восстановить достаточно быстро. Недаром один из гостей Н.А.Дурасова поэт А.Ф. Воейков, уже в 1816 г. воспел очаровавшую его усадьбу в стихах: “Люблино милое, где легкий, светлый дом, Любуется собой над серебряным прудом. Воейков Александр Фёдорович (1778 или 1779 - 1839), поэт, переводчик, литературный критик, издатель, журналист, во время Отечественной войны 1812 года вступил в ополчение. При содействии В.А. Жуковского получил место ординарного профессора русской словесности в Дерптском университете (в 1814 г.), в 1820 г. переехал в Петербург, где служил инспектором классов, затем преподавателем в Артиллерийском училище (до 1825 г.). Наибольшей известностью А.Ф. Воейков пользовался благодаря пополнявшемуся стихотворному памфлету «Дом сумасшедших», где изображён визит автора в приснившийся ему «жёлтый дом», в котором сидят поэты, писатели и политические журналисты, снабжённые меткими и часто очень злыми характеристиками; в конце концов рассказчик сам попадает в дом сумасшедших и просыпается. Одним из последних праздников, устроенных Н.А. Дурасовым в Люблине оказался торжественный прием 23 мая 1818 г. в честь императрицы Марии Федоровны — вдовы Павла I. Впоследствии в память о приезде императрицы один из залов господского дома был украшен ее бронзовым бюстом работы французского скульптора Луи Мари Гишара. На пьедестале бюста была помещена следующая надпись: “В память посещения Люблина императрицей Марией Федоровной. Майя, 23 дня 1818 года”. Гишар Луи-Мари Гишар (1770-е – не ранее 1831), французский скульптор, академик, в России получил известность своими выразительными бюстами ряда высокопоставленных лиц. Уже в июне 1818 г. владелец Люблина скончался. “Добрый был человек. Весь город жалеет о смерти его… Переводится порода бригадирская, а не воскрешать же Екатерину Великую, чтобы пожаловать новых” — писал о смерти Н.А. Дурасова московский почт директор А.Я. Булгаков поэту князю П.А. Вяземскому. Поскольку Н.А.Дурасов всю жизнь прожил холостяком и не имел детей, то Люблино унаследовала его сестра Аграфена Алексеевна Дурасова (1775-1835), вышедшая замуж за родственника генерал-лейтенанта Михаила Зиновьевича Дурасова (1772-1828) сохранив, родовую фамилию. Однако подлинным хозяином Люблина, занимавшимся всеми делами по имению, был муж их дочери Агриппины Михайловны (ум. в 1877 г.), генерал-майор Александр Александрович Писарев (1780-1848), являвшийся одним из теоретиков масонства. А.А. Писарев во время Отечественной войны командовал гренадерской дивизией и вышел в отставку генерал-майором. Впоследствии он был назначен попечителем Московского учебного округа, а затем Варшавским военным губернатором. Одно время А.А. Писарев возглавлял Общество Любителей Российской Словесности и являлся автором ряда художественных и мемуарных произведений. Наиболее значимыми среди них являлись: "Предметы для художников" (СПб., 1807), "Начертание художеств" (СПб., 1808), "Общие правила театра, выбранные из Вольтера" (СПб., 1809), "Военные письма и замечания, относящиеся к незабвенному 1812 году" (М., 1817). Уже в середине 1820-х гг. Люблино превратилось в дачное место (т.е. это произошло значительно раньше, чем принято считать), где состоятельные горожане снимали летние дачи. В праздники количество посетителей увеличивалось. Многие москвичи приезжали с семьями, чтобы один день отдохнуть в Люблине. Большой регулярный усадебный парк содержался в чистоте. Сама усадьба поддерживалась с той же пышностью, как и было при Н.А.Дурасове. Были заведены обширный огород и прекрасный скотный двор, для которого было выписано стадо дорогих тирольских коров; сооружена образцовая ананасная теплица, нагреваемая “изобретенным недавно открытым способом”. В саду и оранжерее прибавилось экзотических растений. По-прежнему в усадьбе бывало много гостей. Историк И.М. Снегирев, посетивший Люблино 23 июня и 19 июля 1824 г. вспоминал, что первый раз приехал к А.А. Писареву на именины его жены и тещи вместе со своими знакомыми Н.В. Посниковым и А.З. Дурасовым (братом М.З. Дурасова), второй раз «…застал Дурасовых, вице-губернатора Храповицкаго, [Е.Е.]Ренкевича, князя [П.И.]Шаликова, Волкова…». Снегирёв Иван Михайлович (1793-1868), историк, этнограф, фольклорист, археолог, одним из первых изучал русские пословицы, поговорки, народный быт, обряды, праздники. С 1818 г. он преподавал в Московском университете латинский язык, был профессором римской словесности и римских древностей Московского университета (в 1826—1836 гг.), служил цензором (в 1828—1855 г.), состоял членом Общества любителей российской словесности. С 1854 г. И.М. Снегирев - член-корреспондент Академии наук. По свидетельству И.М. Снегирева, гости «с удовольствием до и после обеда гуляли в саду и любовались местоположением, для сада выгодным; князь Шаликов все разговаривал с красавицами Гранжан, смотрели пригнанных из Тироля коров, каждая по 35 черв[онцев], пустили их гулять на лужок; оне ниже ростом и полнее телом наших коров. В роще померанцевых деревьев сели в кружок и говорили о женщинах; хозяин Люблина [имеется ввиду А.А. Писарев – М.К.] пишет о них статью для «Д[амского] Ж[урнала]». Шаликов Пётр Иванович (1767 или 1768 — 1852), князь, писатель и журналист, был издателем и редактором журналов «Московский зритель» (1806 г.), «Аглая» (в 1808—1812 г.), «Дамский журнал» (в 1823—1833 гг.), редактором газеты «Московские ведомости» (в 1813—1836 гг.). К тому же времени относятся и первые публикации о Люблине. Привечаемый А.А. Писаревым малоизвестный писатель И.Г. Гурьянов опубликовал в журнале «Отечественные записки» очерк, написанный им по впечатлениям посещения усадьбы 5 августа 1825 г.: «Вот вы подъезжаете к половине шестой версты, и прекрасная блаженная деревьями дорожка на правую руку представляется глазам вашим; читаете надпись на путевом указателе: «В Люблино». При одном названии сем сердце ваше не может не почувствовать какого-то тайного удовольствия…» Гурьянов Иван Гаврилович, (1791-1854?), писатель, составитель и переводчик многочисленных книг, рассчитанных на читателей из мелкочиновничьей, купеческой и мещанской среды, провинциального дворянства. Печататься начал в 1824 г., в 1826 г., выйдя в отставку, занялся литературным трудом, особенно интенсивно публиковался до 1836 г. И.Г. Гурьянов - автор «Изъяснения к плану города Москвы, изданному 1825 года, с показанием всех храмов, казенных и общественных зданий, улиц, переулков, рынков и площадей, с сокращенным обозрением сего города по части статистической, а равным образом с означением времени и места всех описанных Крестных ходов и общественных гуляньев», не потерявшего своего значения до настоящего времени. После кончины мужа, последовавшей в 1828 г., А.А. Дурасова по свидетельству М.А. Дмитриева «…под конец жизни жила в Симоновом монастыре…». Тем не менее её имя в качестве владелицы Люблина продолжает значится до 1835 г. в метрической книге церкви Влахернской иконы Божьей Матери в Кузьминках к приходу которой тогда уже относилась усадьба. Тогда Люблино унаследовала жена А.А. Писарева Агриппина Михайловна. По свидетельству современника при ней сад и оранжерея никогда еще не были в таком цветущем состоянии, даже при Н.А. Дурасове, хотя в то время Писаревы обычно жили в другом своем подмосковном имении Большие или Вышние Горки (более известном под современным названием Горки-Ленинские), а Люблино так и осталось популярнейшей дачной местностью, посещаемой многими москвичами. Есть основания полагать, что в семейных отношениях Писаревых к тому времени уже не все было гладко. Так в письме А.А. Писарева 1840 г. историку Н.Д. Иванчину-Писареву, опубликованному в сборнике «Старина и новизна»  историческом сборнике, издаваемом при Обществе ревнителей русского исторического просвещения сделана приписка: «Увы! Меня выгоняют из моего гнездышка, из моего дорогого Люблино…» (пер. с франц.) В середине ХIХ в., после смерти мужа, А.А. Писарева, уже не справлявшаяся с управлением таким большим хозяйством, решила расстаться с Люблиным (по некоторым данным она продала имение с усадьбой подполковнику Н.П. Воейкову). В 1860-х гг. Люблино купили коммерсанты купец 1-й гильдии Конон Никонович Голофтеев (1822-1896), бывший почетным попечителем школы садоводства и его компаньон и родственник Петр Николаевич Рахманин (1806-1888). Они занимались торговлей “модным дамским товаром” под фирмою “К.Голофтеев с сыном и П. Рахманин”. Оба предпринимателя превратили Люблино практически целиком в дачный поселок. Некоторые исследователи ошибочно считают, что П.Н. Рахманин не был владельцем Люблина. Однако документы, обнаруженные нами в Центральном историческом архиве г. Москвы, свидетельствуют, что он юридически владел усадьбой наравне с К.Н. Голфтеевым. Одну из дач в Люблине летом 1866 г. снимал писатель Ф.М. Достоевский. Приехав в середине июня из Петербурга в Москву, он остановился в гостинице Дюссо, где прожил полторы недели. Известно, что уже в то время писатель совершил поездки к семье своей сестры В.М. Ивановой, снимавшей на лето дачу в Люблине “близ Кузьминок, за 8 верст от Москвы”. Люблино Ф.М. Достоевскому понравилось настолько, что уже 25 июня он “по знакомству, за половинную цену” нанял до начала сентября пустующую дачу по соседству с Ивановыми и вернулся в Москву “на три часа” сделать хозяйственные покупки. В тот же день Ф.М. Достоевский написал письмо своему пасынку П.А. Исаеву, в котором пригласил его пожить у него на даче в Люблине. По свидетельству Н. Фон-Фохта Ф.М. Достоевский занял одну комнату на втором этаже пустого каменного дома. Это позволяло ему сосредотачиваться и работать в “невозмутимой тишине”. Ф.М. Достоевский работал в Люблине над окончанием второй части “Преступления и наказания”. Обычно он просыпался и вставал около девяти часов утра, завтракал, а затем “тотчас же садился за работу, которую не прерывал […] до трех часов пополудни. Обедал он у Ивановых, где уже и оставался до самого вечера”, “писал по вечерам крайне редко, хотя говорил, что лучшие и наиболее выразительные места его произведений всегда выходили у него, когда он писал поздно вечером”. Вместе со своими родственниками и их друзьями Ф.М. Достоевский совершал прогулки по окрестностям Люблина. Так он посетил усадьбы Кузьминки, Толоконниково (Затишье) и Царицыно. Почти каждую неделю писатель ездил в Москву в редакцию журнала “Русские ведомости”, в котором тогда публиковали роман “Преступление и наказание”. После общения со своими редакторами Н.А.Л юбимовым и М.Н. Катковым, он “всегда возвращался домой недовольный и расстроенный”, потому что “ему приходилось почти всегда исправлять текст или даже прямо выбрасывать некоторые места […] вследствие разных цензурных стеснений”. Ф.М. Достоевский был приглашен на праздник в честь именин компаньона К.Н. Голофтеева П.Н. Рахманина, состоявшийся 29 июня в Петров день. Племянница писателя М.А. Иванова вспоминала, что оба предпринимателя “… устраивали большое торжество, с званным обедом, увеселениями и фейерверком. Съезжалось богатое московское купечество; дачники, жившие в Люблине, также получали приглашение. Такое приглашение вместе с Ивановыми получил Достоевский. Сестра […] очень уговаривала его пойти на обед, он отказывался, наконец, согласился с условием, что скажет в качестве спича приготовленные стихи. В.М. Иванова захотела заранее узнать, что он придумал, и Достоевский прочел: О Голофтеев и Рахманин! Вы именинники у нас. Хотел бы я, чтоб сам граф Панин Обедал в этот час у вас. Красуйтесь, радуйтесь, торгуйте И украшайте Люблино. Но как вы нынче не ликуйте, Вы оба все-таки…! На торжественный обед Достоевский не пошел”. 9 июля в Люблино приехал погостить брат писателя А.М. Достоевский со своею тринадцатилетней дочерью Евгенией. “По делам мне несколько раз приходилось ездить в Москву… в одну из таких поездок, в июле 1866 г. я взял с собою старшую дочь Женичку и оставлял ее на несколько дней погостить в Люблине на даче у Ивановых. Там в это время жил и брат Федор Михайлович … вблизи от Ивановых … Он также принимал меня отлично, а мою дорогую Женичку просто на руках носил”, вспоминал впоследствии А.М. Достоевский. Биограф писателя Л. Гроссман отмечал, что “В Люблине Достоевский пережил еще одно большое душевное событие, быть может единственное в его жизни, — глубокую, чистую духовную любовь. Такое высокопоэтическое чувство он питал к своей племяннице, двадцатилетней Сонечке… Это была старшая в семье, воспринявшая от своего отца — врача и педагога — драгоценные черты его характера, столь горячо признанные Достоевским: “У этого человека долг и убеждение были во всем, прежде всего”. Впоследствии впечатления Ф.М. Достоевского от жизни в Люблине нашли отражение в его произведении “Вечный муж” при описании посещения героями семейства Захлебиных, а некоторые “странности” племянника писателя А.П. Карепина нашли свое воплощение в чертах одного из центральных героев повести — Трусоцкого. Сооружение Московско-Курской железной дороги способствовало развитию Люблина как дачной местности. Недалеко от усадьбы появилась одноименная ей железнодорожная станция, впоследствии переименованная в Люблино-Дачное. От станции к усадьбе была проложена аллея. Удобство сообщения с городом, прекрасный сосновый лес за дачами, купание в прудах со временем превратили Люблино в одно из популярнейших в то время мест летнего отдыха, в особенности для москвичей занятых летом в городе. Как и в Кузьминках, дачная жизнь в Люблине была тихая и спокойная. Специальных увеселений не было за исключением очень редких танцевальных вечеров, в особо устроенном павильоне. Позже у станции появился театр, в котором местные актеры-любители, а иногда и заезжие профессионалы развлекали публику спектаклями, концертами и балами. Популярным местом прогулки дачников служила платформа железнодорожной станции, однако с запретом на торговлю спиртными напитками в станционном буфете, она утратила свою былую популярность. Помимо дач ансамбль Люблина дополнила гармонировавшая с ними деревянная одноглавая церковь Петра и Павла, выполненная в русском стиле по проекту архитектора Н.А. Шохина (в литературе зачастую автором церкви называют И.П. Ропета (И.Н. Петрова), однако это име не стоит воспринимать всерьез, просто с И.П. Ропетоом ассоциируется «русский стиль», ассоциирующийся с его именем). К.Н. Голофтеев и П.Н. Рахманов присмотрели ее на Политехнической выставке, устроенной в 1872 г. в Александровском саду Московского кремля к 200-летию со дня рождения Петра I, где помимо прочего экспонировались возможные образцы типовых загородных построек. После окончания выставки церковь, за которую Н.А. Шохин получил Большую золотую медаль, была перевезена в Люблино и собрана восточнее господского дома. Есть основания предполагать, что при этом к ней была прирублена трапезная со звонницей. Внутренняя отделка церкви была достаточно скромной «…гладкие сены без всякого украшения, не покрытые даже краской… Иконостас очень недурен; в нем резная работа на царских дверях заменена цементными накладными украшениями, которые потом окрашены и покрыты позолотой», писал журнал «Зодчий». Однако дома священника в Люблине так никогда и не появилось, так как церковь после освящения в 1873 г. считалась не самостоятельной, а приписной к церкви в Кузьминках. На Политехнической выставке были куплены и другие деревянные здания для Люблина, где в дачной архитектуре широко использовались национальные мотивы. Один из не слишком удачных дачных сезонов в Люблине описан в газете «Московский листок» за 1882 г.: «Настоящий летний сезон, несмотря на прекрасное местоположение и удобство дачных помещений, привлек не особенно много нанимателей, так, что даже прекрасно устроенные дачи купца К. Голофтеева, которых здесь около семидесяти, и то не все заняты. Дома, которые прежде бывали заняты одним семейством, в настоящее время вмещают в себя по нескольку семейств, что можно, пожалуй, отчасти отнести к всеобщему безденежью. Прекрасная роща, среди которой помещаются почти все дачи, по вечерам наполняется гуляющей публикой, так как это единственное в настоящее время развлечение. Театр, в котором в былые годы устраивались спектакли и танцевальные вечера, пустует; и будут ли двери сего храма Мельпомены открыты в текущий сезон - неизвестно; дачники, по-видимому, как-то апатично к этому относятся». По свидетельству журналиста А.А. Ярцева в конце 1880-х гг., т.е. еще при жизни предыдущего владельца, Люблино перешло к его сыну Николаю Кононовичу Голофтееву (1846-1918?), впоследствии действительному статскому советнику, бывшему гласным Московского уездного земского собрания, крупным предпринимателем и благотворителем. Так он и его жена Вера Александровна Голофтеева (1857-1905) были попечителями сразу двух московских благотворительных учреждения: Голофтеевской школы для рукодельниц общества поощрения трудолюбия и богадельни для престарелых имени Н.К. и В.А. Голофтеевых. Их дочь Елена Николаевна Эшлиман (1877-1936) также занималась благотворительностью, будучи попечительницей земского училища в находившейся недалеко от Люблина деревни Курьяново. Часть наделов Курьянова, соседних деревень Марьино и Батюнино, а также принадлежавшее казенному ведомству Чагинское болото в 1892 г. отошли под гигантские очистные сооружения города — поля фильтрации, занявшие более тысячи десятин земли на которые стали закачивать сточные воды города, которые ранее отводились в ручьи, реки и пруды без предварительной очистки. По соседству с Люблиным поля получили название Люблинских, хотя непосредственно территория Люблина никогда не входила в их состав. Постепенно некоторые люблинские дачники начали увлекаться велосипедным спортом. В Люблино стали приезжать и велосипедисты из Москвы. 27 июня 1895 г. руководство Московского клуба велосипедистов устроило для членов клуба совместную поездку по Подмосковью, начавшуюся от Серпуховской заставы. Посетив Коломенское и Царицыно, велосипедисты доехали до Люблина, а затем отправились в Кузьминки. Общая протяженность пройденного ими маршрута, завершившегося в Сокольниках, составила около 40 верст. В 1896 и 1897 гг. люблинским дачником был известный филолог и искусствовед академик Ф.И. Буслаев, одно время занимавший тот же пост, что и ранее А.А. Писарев — председателя Общества любителей российской словесности. Ф.И .Буслаев скончался в Люблине 31 июля 1897 г. и был похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Москве. Его могила сохранилась до настоящего времени. Буслаев Федор Иванович (1818–1897), языковед, фольклорист, историк искусства, один из крупнейших представителей отечественной мифологической школы. С 1859 – профессор Московского университета, впоследствии был избран действительным членом Академии наук. Мировую славу принесла Ф.И. Буслаеву книга «Русский лицевой апокалипсис. Свод изображений из лицевых апокалипсисов по русским рукописям с XVI в. по XIX» (1884т.), в которой он проследил связь между памятниками искусства, литературы и фольклора. В конце жизни, потеряв зрение, Ф.И. Буслаев диктовал свои мемуары, особенно подробные в описании детских и студенческих лет, начала педагогической и научной деятельности. Судя по сообщениям прессы, при Н.К. Голофтееве Люблино уже не могло конкурировать ни с большими нарядными дачными поселками со всеми удобствами, ни с глухими уголками с нетронутой природой, хотя, тем не менее, пользовалось популярностью. Журнал “Искры” в 1902 г. констатировал, что “…самый въезд в Люблино с вокзала напоминает собою любой из московских переулков на окраине Москвы. Скучные деревянные домики, стоящие посреди голого поля, где нет следов зелени, свидетельствуют о том, что ценность каждого клочка земли взвешена расчетливым собственником. В жаркую погоду — пыль, а в дождливую — грязь — являются единственным напоминанием о природе для неприхотливых дачников, которые находят удовольствие селиться для летнего “отдыха” в упомянутых домиках”. За въездом в имение начиналась густая роща с расчищенными дорожками и прудами. В ней также были обычные дачи с мезонинами и низенькими заборами. Из экономии места они нередко строились слишком близко друг от друга. Судя по рекламным объявлениям 1904 г. разброс сезонных цен был достаточно большим и колебался от 200 до 1000 рублей, в зависимости от степени комфортабельности условий жизни, которые могли быть и аналогичны городским: «отдается дача в Люблине, имении Н.К. Голофтеева, 2-х этажная, деревянная, с двойными рамами, с 14 комнатами, вполне мебелированными, с голландскими печами, с проведенной водой, ванной и всякими принадлежностями». 16 июня 1904 г. около 5 часов дня Люблино пострадала от гранди